Музыка : Густав Малер — Хореографии : Морис Бежар
Выступив неоднократно в Лондоне в классическом репертуаре и хореографиях Аштона и МакМиллана, Нуреев знакомится в 1967 г с французскими современными произведениями, сначала с Роланом Пети, затем Морисом Бежар.
Нуреев начинает работать с иностранными труппами, чтобы пропитаться стилем хореографа. В 1970 г он ставит «Big Bertha» в Нью-Йорке с труппой Пола Тэйлора и в марте 1971 г в Брюсселе, в громадном зале Форэ Насиональ, выступает в Весне Священной Бежара, чередуясь с Жоржем Донн, и создает Песни Странствующего Подмастерья. Вдохновившись циклом мелодий для баритона и оркестра Густава Малера, «Lieder eines fahrenheit Gesellen», Бежар вообразил дуэт из четырех эпизодов для своего лучшего классического танцора, Паоло Бортолуцци, в бордовом трико, и Рудольфа Нуреева, в белом (или черной, как когда !). Речь идет, рассказывает хореограф, «о странствии молодого человека, подобного средневековым подмастерьям, ходящим по городам в поисках участи и мастера : о романтичном студенте (Нуреев), которого преследует судьба (Бортолуцци). Его мучает – по собственным словам Малера, автора текста – «нож в груди», то есть борьба против самого себя и одиночество». В четырех песнях (по-французски « Quand ma bien-aimée », « Ce matin j’ai traversé la prairie », « J’ai une lame brûlante dans mon sein » et « Les yeux bleus de ma bien-aimée ») противостоят легкий, блестящий виртуоз Бортолуцци, изображающий беспощадную Судьбу, и гибкий, взволнованный Нуреев, романтичный герой: жаждущий свободы, но предназначен несчастью.
Группа «Nureyev and Friends» по всему миру прокатал этот па-де-де, полный красоты и гуманности, требовавший минимальных декораций. Помимо Паоло Бортолуцци, Рудольф Нуреев танцевал с многими партнерами, в том числе Жаном Гизерикс, Шарльем Жюд (на многочисленных заграничных гастролях до 1991 г) и Патриком Арман с Балетом Нанси в Театре Шанзелизе в 1983 г. Покинув с грустью главу Парижской Оперы, 23 октября 1990 г Нуреев был приглашен во Дрорец Гарнье на вечер, посвященный Жану Гизерикс. Он выступил в первой и четвертой песнях с молодым соперником, Патриком Дюпоном, заместившего его во главе Оперного Балета. Встреча молодого танцора, на вершине славы, с уже слабеющим светилой была душераздирающей. Последняя картина Нуреева, где Судьба его насильно тянет к себе, а он поворачивается и прощается с жизнью и публикой, показалась особенно патетической : он сам, как и все его друзья, знал, что в последний раз выступает в любимом Театре, у себя Дома. Отчаянное выражение его лица, напрасно и скорбно протянутая к публике рука под последние слова, «Все опять ясно, да, все ясно, все, любовь и горе, жизнь и мечты», навеки отпечатаны в сердцах тех, кто присутствовал на этом уникальном представлении.
